Он ловил и не прозевал опасный момент, и даже смог заслониться от удара. Но фиксатый сам поджидал его. И ударил Севу в тот момент, когда он собирался ответить чернявому. И ударил ногой в пах — заученно, со всей силы. А тут и чернявый подоспел — врезал ему кулаком в челюсть.
Сева удержался на ногах и даже смог блокировать летящую в него ногу, но слишком неравными были силы. Гопники явно знали толк в уличной драке, они смогли свалить его наземь, а затем обрушили на него град ударов. Причем целили ногами в голову…
Сева пришел в себя, когда все закончилось. Голова его лежала в клумбе, а ноги — на тротуаре. Олеся трясла его, пытаясь привести в чувство. Гопников не видно, не слышно.
— Как ты? — спросила Олеся, с тревогой глядя на него.
— Да все нормально… — Сева оттолкнул ее, решительно поднялся.
Он смог встать на ноги, но едва удержал равновесие — так сильно закружилась голова. Он едва добрел до скамейки, сел, обхватил голову руками.
— Вот Сволочи! Откуда они взялись? — стенала Олеся.
Сева молчал. Отребья в городе как собак нерезаных, так что нарваться не проблема. А он сам повод подал — наорал на Олесю. Может, и прошли бы мимо, но нет, нашли причину…
— Ты меня больше не обижай, ладно?
Сева мрачно усмехнулся. Не в его положении что-то говорить на эту тему. Обделался — обтекай.
— Тебе в больницу надо, — сказала Олеся.
— Было бы из-за чего, — недовольно буркнул он.
— Тогда пошли ко мне. Я тебе компресс сделаю…
Сева качнул головой и снова поплыл куда-то в сторону. Олеся сидела рядом, он уперся в нее, и кружение остановилось. Надо же, подставила плечо.
— Пошли!
Сева ничего не сказал. И с места не тронулся. Но спустя время все же оказался у Олеси в комнате. Может, она и шлюха, но больше некому позаботиться о ней. А Настя… Настя где-то далеко. И если вернулась, то незачем ее искать…
Дверь открылась, в камеру зашел щеголеватого вида подтянутый старшина:
— Солохина, на выход!
Он поскреб у себя за ухом, с кислым видом глядя на Настю. Как же так, отец — известный в городе человек, а дочь — наркоманка, шастающая по чужим квартирам.
Отец схватил ее за руку, едва она переступила порог камеры.
— Живая? — Он обнял ее, прижал к себе.
— Не так дочь воспитываете, Василий Лукьянович, — сказал стоящий у него за спиной офицер с майорскими погонами.
— Ты, Алексей Никитич, много чего не знаешь.
Настя уже знала, что не числится в розыске, не ищут ее как жертву похищения.
— Ну так просветите.
— Давай завтра. И я объясню тебе все очень подробно, — разглядывая дочь, сказал отец.
Он пожал руку майору, поблагодарил его, и они с Настей вышли во двор. Он показал ей на переднее сиденье, сел за руль. Завел машину, трясущейся от волнения рукой включил первую скорость, но тут же вернул в нейтральное положение. Не в том он был состоянии, чтобы вести машину.
— Так, давай рассказывай, — доставая из кармана склянку с таблетками, сказал отец.
— А что рассказывать?
— Что они с тобой… Кто тебя похитил?
Отец бросил в рот таблетку, открутил пробку от пластмассовой фляжки с водой.
— А кто меня похитил?
— А разве нет?
— Мне в милиции ничего не сказали…
— А мне сказали. Что убьют тебя, сказали. Если я в милицию заявлю… Но ты же не думаешь, что тебя не искали?
Настя пожала плечами. Возможно, отец действительно вышел на след Свастика, если тот сократил ей срок пребывания в притоне. Но говорить об этом не хотелось. Дурно ей. Сейчас бы выпить чего-нибудь горячего, и в постель — раны душевные зализывать. А еще лучше уколоться, тогда душа запоет. И курнуть было бы неплохо…
— Что они с тобой сделали?
— Изнасиловали, — сказала она, сама удивляясь своему спокойствию.
— Что?!
Отец встрепенулся, но в глаза не посмотрел. Ничего другого от похитителей он не ждал.
— Но это же лучше, чем если бы меня убили? — Настя не хотела его ни в чем упрекать, но язвительные нотки сами по себе врезались в голос.
— Пойми, они не требовали выкуп. Они просто хотели отомстить.
— Ну, они, наверное, тебе говорили…
— Нет. Я судья, я мог кого-то несправедливо осудить… Но в данном случае я точно осудил справедливо!.. Кто тебя похитил? Я должен знать имя этого человека.
— Я не знаю.
— Как он выглядит?
— Не скажу.
— Почему?
— Потому что он снял на видео… Как со мной… Ты же не хочешь, чтобы кассета со мной гуляла по видеосалонам.
— Сволочи!.. Ничего, я еще доберусь до них! — Отец сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
А лицо, напротив, покраснело — от натуги.
— И еще меня посадили на иглу.
Отец встрепенулся точно так же, как тогда, когда она сказала про изнасилование. Но на этот раз вопрос застрял в горле. Он просто не мог вымолвить слова от волнения.
— Ты же знаешь, за что меня взяли…
— Взяли… — выдавил он. — В доме. На Лермонтова… Что ты там делала?
— Раньше там жил Женя.
— Понятно.
— Что тебе понятно?
— Кто он такой?
— Бизнесмен.
— Я хочу знать его фамилию.
— Фамилию?.. — Настя пожала плечами. Она не знала, какая у Жени фамилия.
Она не интересовалась, а он не говорил. Но раньше это не казалось ей странным.
— Не знаешь?
— Да как-то мимо прошло…
Она убиралась в доме, но ни разу не нашла ничего такого, что указывало бы на его фамилию. Но это можно было объяснить: дом-то съемный, там не могло быть его документов.
— А сам он где?
— Меня, наверное, ищет…
— Он как-то связан с людьми, которые тебя похитили?
— Нет, — не задумываясь, соврала Настя.
Не хотела она, чтобы порно с ее участием стало достоянием гласности, поэтому не надо говорить про Сластика. Тем более что Женя сам его накажет. Когда-нибудь… Как-нибудь… Или кто-нибудь пристрелит его как собаку. В мире криминала это в порядке вещей…
— Но ты знаешь, кто тебя похитил?
— По фамилии — нет.
— А в лицо?
— Я, кажется, говорила про видеосалоны, — мрачно усмехнулась она.
— Ты говорила про иглу, — осторожно сказал отец.
— Это страшнее всего, — вздохнула она.
— Ты чувствуешь зависимость?
Настя едва не сказала «да». Но вместо этого она удивленно глянула на отца:
— Нет.
Действительно, как он мог подумать о ней так плохо?
— Но ты же сделала себе укол.
— Они оставили мне ампулу… А я хотела умереть… Но не умерла…
— Девочка моя.
Отец потянулся к ней, обнял. Но Настя вдруг представила на его месте Сластика. Ее охватил ужас, она оттолкнула отца.
— Что с тобой?
— Мы едем или нет? Я уже замерзла здесь.
— Да, конечно.
Но со Сластиком было не так уж и плохо. Он, конечно, мразь, причем во всех отношениях, но у него был марафет. И он умел его наводить. А что ждет ее дома?.. Если она попросит укол, ее тут же отправят на принудительное лечение — возможно, даже в ЛТП. А ей это нужно?
— Маме ничего не говори, — по дороге к дому сказала она.
— Что не говорить?
— Про изнасилование… Про наркоту… Просто держали в доме. Просто на хлебе и воде. Чтобы ты переживал… Они же могли тебя бояться?
— Ну, они должны меня бояться, — кивнул отец.
— Боялись. Поэтому не тронули.
— Но ведь тронули…
— Ты же об этом никому не скажешь?
— Э-э… Нет. Пока эту сволочь не найду, не скажу… А когда найду, сам его своими руками…
— Без суда? — усмехнулась Настя.
— А разве я не судья?
— Судья… — кивнула она. И немного подумав, с невольным сарказмом в голосе добавила: — Только они тебя не боятся.
Отец глянул на нее цепко, с подозрением. Уж не проснулся ли в ней цинизм, свойственный наркоманам и прочим деклассированным элементам?
— Ты ни в чем не виноват, — сказала Настя.
Нет, нельзя ей показывать зубы. Нужно быть пай-девочкой. Только так можно заслужить свободу, которая позволит ей встречаться с Женей. Она обязательно найдет его, и они снова будут вместе. И каждый день они будут любить друг друга. Сначала уколются, а потом в постель.